Время чудес

А в бедном домишке на другой стороне озера словно и забыли про Новый год. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение -- целых три колоса спелой ржи.

-- Если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас был бы сегодня праздник! Каких бы лепёшек я напекла к Новому году! -- сказала со вздохом жена бедного крестьянина.

-- Какие там лепёшки! -- засмеялся крестьянин. -- Ну много ли зерна намолотила бы ты из этих колосьев! Как раз для воробьиного пира!

-- И то правда, -- согласилась жена. -- А всё-таки...

-- Не ворчи, мать, -- перебил её крестьянин, -- я ведь скопил немного денег к Новому году. Собирай-ка скорее детей, пусть идут в деревню да купят нам свежего хлеба и кувшин молока. Будет и у нас праздник -- не хуже, чем у воробьёв!

-- Боюсь я посылать их в такую пору, -- сказала мать. -- Тут ведь и волки бродят...

-- Ничего, -- сказал отец, -- я дам Юхану крепкую палку, этой палкой он всякого волка отпугнёт.

И вот маленький Юхан со своей сестрёнкой Ниллой взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока, здоровенную палку на всякий случай и отправились в деревню на другой берег озера.

Когда они возвращались домой, сумерки уже сгустились. Вьюга намела на озере большие сугробы. Юхан и Нилла с трудом тащили санки, то и дело проваливаясь в глубокий снег. А снег всё валил и валил, сугробы росли и росли, а до дома было ещё далеко.

Вдруг во тьме перед ними что-то зашевелилось. Человек не человек, и на собаку не похоже. А это был волк -- большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперёк дороги и воет.

-- Сейчас я его прогоню, -- сказал Юхан и замахнулся палкой.

А волк даже с места не сдвинулся. Видно, ничуть его не испугала палка Юхана, но и на детей нападать он как будто не собирался. Он только завыл ещё жалобнее, словно просил о чём-то. И как ни странно, дети отлично понимали его.

-- У-у-у, какая стужа, какая лютая стужа, -- жаловался волк. -- Моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду!

-- Жаль твоих волчат, -- сказала Нилла. -- Но у нас самих нет ничего, кроме хлеба. Вот возьми два свежих каравая для своих волчат, а два останутся нам.

-- Спасибо вам, век не забуду вашу доброту, -- сказал волк, схватил зубами два каравая и убежал.

Дети завязали потуже мешок с оставшимся хлебом и, спотыкаясь, побрели дальше.

Они прошли совсем немного, как вдруг услышали, что кто-то тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Кто бы это мог быть? Юхан и Нилла оглянулись. А это был огромный медведь. Медведь что-то рычал по-своему, и Юхан с Ниллой сначала никак не могли понять его. Но скоро они стали разбирать, что он говорит.

-- Мор-р-роз, какой мор-р-роз, -- рычал медведь. -- Все р-р-р-ручьи замёрзли, все р-р-реки замёрзли...

-- А ты чего бродишь? -- удивился Юхан. -- Спал бы в своей берлоге, как другие медведи, и смотрел бы сны.

-- Мои медвежата плачут, просят попить. А все реки замёрзли, все ручьи замёрзли. Как же мне напоить моих медвежат?

-- Не горюй, мы отольём тебе немного молока. Давай твоё ведёрко!

Медведь подставил берестяное ведёрко, которое держал в лапах, и дети отлили ему полкувшина молока.

-- Добрые дети, хорошие дети, -- забормотал медведь и пошёл своей дорогой, переваливаясь с лапы на лапу.

И Юхан с Ниллой пошли своей дорогой. Поклажа на их санках стала полегче, и теперь они быстрее перебирались через сугробы. Да и свет в окне их домика уже виднелся сквозь тьму и метель.

Но тут они услышали какой-то странный шум над головой. Это был и не ветер, и не вьюга. Юхан и Нилла посмотрели вверх и увидели безобразную сову. Изо всех сил она била крыльями, стараясь не отстать от детей.

-- Отдайте мне хлеб! Отдайте молоко! -- выкрикивала сова скрипучим голосом и уже растопырила свои острые когти, чтобы схватить добычу.

-- Вот я тебе сейчас дам! -сказал Юхан и принялся размахивать палкой с такой силой, что совиные перья так и полетели во все стороны.

Пришлось сове убраться прочь, пока ей совсем не обломали крылья.

А дети скоро добрались до дому. Они стряхнули с себя снег, втащили на крыльцо санки и вошли в дом.

-- Наконец-то! -- радостно вздохнула мать. -- Чего только я не передумала! А вдруг, думаю, волк им встретится...

-- Он нам и встретился, -- сказал Юхан. -- Только он нам ничего плохого не сделал. А мы ему дали немного хлеба для его волчат. .

-- Мы и медведя встретили, -- сказала Нилла. -- Он тоже совсем не страшный. Мы ему молока для его медвежат дали.

-- А домой-то привезли хоть что-нибудь? Или ещё кого-нибудь угостили? -- спросила мать.

-- Ещё сову! Её мы палкой угостили! -- засмеялись Юхан и Нилла. -- А домой мы привезли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир!

Время уже подходило к полуночи, и всё семейство уселось за стол. Отец нарезал ломтями хлеб, а мать налила в кружки молока. Но сколько отец ни отрезал от каравая, каравай всё равно оставался целым. И молока в кувшине оставалось столько же, сколько было.

-- Что за чудеса! -- удивлялись отец с матерью.

-- Вот как много мы всего накупили! -- говорили Юхан и Нилла и подставляли матери свои кружки и плошки.

Ровно в полночь, когда часы пробили двенадцать ударов, все услышали, что кто-то царапается в маленькое окошко.

И что же вы думаете? У окошка топтались волк и медведь, положив передние лапы на оконную раму. Оба весело ухмылялись и приветливо кивали хозяевам, словно поздравляли их с Новым годом.

На следующий день, когда дети подбежали к столу, два свежих каравая и полкувшина молока стояли будто нетронутые. И так было каждый день. А когда пришла весна, весёлое чириканье воробьёв словно приманило солнечные лучи на маленькое поле бедного крестьянина, и урожай у него был такой, какого никогда никто не собирал. И за какое бы дело ни взялись крестьянин с женой, всё у них в руках ладилось и спорилось.

Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Солнце как будто обходило стороной его поля, и в закромах у него стало пусто.

-- Всё потому, что мы не бережём добро, -- сокрушался хозяин. -- Тому дай, этому одолжи. Про нас ведь слава: богатые! А где благодарность? Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Гони со двора всех попрошаек!

И они гнали всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им всё равно ни в чём не было.

-- Может, мы едим слишком много, -- сказал старик. И велел собирать к столу только раз в день. Сидят все голодом, а достатка в доме не прибавляется.

-- Верно, мы едим слишком жирно, -- сказал старик. -- Слушай, жена, пойди к тем, на другом берегу озера, да поучись, как стряпать. Говорят, в хлеб можно еловые шишки добавлять, а суп из брусничной зелени варить.

-- Что ж, я пойду, -- сказала старуха и отправилась в путь.

Вернулась она к вечеру.

-- Что, набралась ума-разума? -- спросил старик.

-- Набралась, -- сказала старуха. -- Только ничего они в хлеб не добавляют.

-- А ты что, пробовала их хлеб? Уж, верно, они свой хлеб подальше от гостей держат.

-- Да нет, -- отвечает старуха, -- кто ни зайдёт к ним, они за стол сажают да ещё с собой дадут. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца. Вот оттого им во всём и удача.

-- Чудно, -- сказал старик, -- что-то не слыхал я, чтобы люди богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, возьми целый каравай и отдай его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны.

-- Нет, -- сказала со вздохом старуха, -- это не поможет. Надо от доброго сердца давать...

-- Вот ещё! -- заворчал старик. -- Мало того, что своё отдаёшь, так ещё от доброго сердца!.. Ну ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать наше добро даром.

Но старуха стояла на своём:

-- Нет, уж если давать, так без всякого уговора.

-- Что же это такое! -- Старик от досады прямо чуть не задохнулся. -- Своё, нажитое -- даром отдавать!

-- Так ведь если за что-нибудь, это уж будет не от чистого сердца, -- твердила старуха.

-- Чудные дела!

Старик с сомнением покачал головой. Потом вздохнул тяжело и сказал:

-- Слушай, жена, на гумне остался небольшой сноп немолоченой ржи. Вынь-ка три колоса да прибереги к Новому году для воробьёв. Начнём с них.